Цитадель - Страница 105

105

- Можете себе представить, - шипел Гоуп, - братьев Маркс, сидящих в расхлябанном автомобиле с четырьмя рулями и неограниченным числом рожков? Это наш комитет!

Они засиделись за полночь, а затем неожиданно перед ними на столе очутились сэндвичи и кофе.

- О миссис Мэнсон! - запротестовал Гоуп с учтивостью, которая показывала, что он, как насмешливо объявил Денни, "в глубине души приличный молодой человек". - Мы уж, верно, здорово вам недоели... и отчего это, когда долго разговариваешь, непременно проголодаешься? Надо подать Винни новую идею: исследовать влияние утомления на желудочную секрецию. Ха-ха-ха! Это замечательная формулировка в стиле нашей Лошади!

Гоуп распрощался, горячо уверяя, что он чудесно провел вечер, а Денни по праву старого друга остался еще на несколько минут. Когда Эндрью вышел, чтобы вызвать по телефону такси, он смущенно извлек из кармана небольшую, очень красивую испанскую шаль.

- Профессор, вероятно, меня зарежет, - сказал он. - Но я привез вам эту штуку. Не говорите ему, пока я отсюда благополучно не уберусь.

Он не захотел слушать выражений благодарности, которые его всегда очень стесняли.

- Любопытно, что все эти шали привозятся из Китая. Они, собственно, не настоящие испанские. Эту я получил через Шанхай.

Наступило молчание. Слышно было, как Эндрью шел обратно из передней, от телефона.

Денни поднялся. Его добрые глаза, окруженные морщинками, избегали глаз Кристин.

- Я бы, знаете ли, на вашем месте не стал слишком тревожиться за него. - Он улыбнулся. - Но мы должны попробовать вернуть его к прежним блэнеллийским настроениям.

Х

В начале пасхальных каникул Эндрью получил письмо от миссис Торнтон с просьбой приехать в отель Брауна и осмотреть ее дочь. В письме она коротко сообщала, что нога у Сибиллы все еще болит, и так как при их встрече у миссис Лоренс он проявил большое участие, она очень хотела бы с ним посоветоваться. Польщенный этой данью уважения, Эндрью немедленно отправился к миссис Торнтон.

Осмотрев Сибиллу, он нашел, что случай очень простой, но требующий немедленной операции. Он выпрямился, улыбаясь толстушке Сибилле, которая, сидя на краю кровати, натягивала длинный черный чулок на свою обнаженную ногу, и обратился к ее матери:

- Костная мозоль. Если запустить, то может образоваться молоткообразное искривление большого пальца. Вы, я думаю, уже об этом предупреждены.

- Да, то же самое говорил их школьный врач. - Миссис Торнтон не казалась пораженной. - Мы уже к этому готовы. Сибиллу можно поместить в какую-нибудь лечебницу здесь, в Лондоне. Но вот что: я чувствую к вам доверие, доктор. И хочу, чтобы вы все это взяли на себя. Кому лучше всего поручить операцию, как вы думаете?

Этот прямой вопрос поставил Эндрью в затруднительное положение. По роду своей работы он встречался со многими видными терапевтами, но из лондонских хирургов не знал никого. Вдруг он вспомнил об Айвори. И сказал с готовностью:

- Это мог бы сделать мистер Айвори, если он сейчас не занят.

Миссис Торнтон слыхала о мистере Айвори. Ну, разумеется! Ведь это тот хирург, о котором с месяц назад писали все газеты, так как он летал в Каир, чтобы спасти человека, с которым случился солнечный удар... Весьма известный человек! Миссис Торнтон очень понравилась идея поручить ему операцию дочери. Она поставила только одно условие: Сибилла должна быть помещена в санаторий мисс Шеррингтон. Там перебывало столько ее знакомых, что она ни за что не хотела отпустить дочь в какое-нибудь другое место.

Эндрью отправился домой и позвонил Айвори со всей осторожностью человека, делающего предварительную разведку. Но тон Айвори, дружеский, доверчивый, чарующий, его успокоил. Они уговорились вместе посмотреть больную на следующий день, и Айвори заверил Эндрью, что хотя, по его сведениям, санаторий Иды переполнен весь до самого чердака, он сумеет ее убедить найти место для мисс Торнтон, если это понадобится.

На другое утро, когда Айвори в присутствии миссис Торнтон веско подтвердил все, что нашел Эндрью, прибавив что операцию нужно делать не откладывая, Сибиллу перевезли к мисс Шеррингтон, и через два дня, когда она там окончательно устроилась, оперировали.

Эндрью тоже присутствовал при операции. На этом самым серьезным и дружеским образом настоял Айвори.

Операция была нетрудная - в Блэнелли Эндрью, конечно, справился бы с ней один, - но Айвори, видимо вовсе не склонный торопиться, проделал ее с импонирующей торжественностью и мастерством. В длинном белом халате, четко выделявшем его массивное твердое лицо с сильно развитой челюстью, он представлял собой мощную фигуру. Никто в такой полной мере не отвечал представлению публики о великих хирургах, как Чарльз Айвори. У него были красивые тонкие руки, которыми народная фантазия всегда наделяет героя операционной. Красивый и самоуверенный, он был необыкновенно внушителен. Эндрью, также надевший халат, наблюдал его, стоя с другой стороны стола, с невольным завистливым уважением.

Две недели спустя, когда Сибилла Торнтон вышла из санатория, Айвори пригласил Эндрью завтракать в Сэквиль-клуб. Это был приятный завтрак. Айвори в совершенстве владел искусством разговора, легкого и занимательного, сдобренного запасом последних новостей, и умел сделать так, чтобы его собеседник почувствовал себя человеком одного с ним круга. Высокая столовая клуба с потолком работы Эдема и хрустальными люстрами была полна знаменитых (Айвори назвал их "любопытными") людей.

Эндрью все это очень льстило, как и рассчитывал, без сомнения, Айвори.

105