Они ели свои сэндвичи, греясь на солнце, пили кофе из термоса. Вокруг, в ольховых рощицах, росло множество первоцвета. Кристин ужасно захотелось нарвать его, зарыться лицом в прохладные и нежные лепестки. Эндрью лежал с полузакрытыми глазами, голова его была так близко от нее. Сладостное успокоение сошло на ее душу, измученную темной тревогой. Если бы им вместе всегда было так хорошо, как сейчас!
Эндрью сонным взглядом уже несколько минут смотрел на автомобиль и вдруг промолвил:
- Неплохая машинка, а, Крис? Во всяком случае тех денег, что я за нее заплатил, она стоит. Но нам понадобится новая. Присмотрим на выставке.
Кристин зашевелилась, - в ней опять проснулось беспокойство при новом доказательстве его ненасытности.
- Но эта у нас так недавно. И, по-моему, лучшей нам и желать невозможно.
- Гм... ход у нее неважный. Разве ты не заметила, как нас все время обгонял этот "Бьюик"? Я хочу иметь автомобиль новой марки "Витесс".
- Но к чему?
- А почему нет? Мы можем это себе позволить. Дела у нас хороши, Крис. Да! - Он закурил папиросу и повернулся к Кристин с видом полного удовлетворения. - Если ты, может быть, этого не знаешь, моя дорогая маленькая учительница из Блэнелли, так знай, что мы быстро богатеем.
Она не ответила на его улыбку. Она чувствовала, что ее тело, так сладко разогретое солнцем, внезапно похолодело. Начала выдергивать травинки вокруг и зачем-то вплетать их в бахрому коврика. Сказала медленно.
- Милый, а разве нам действительно так уж необходимо богатство? Я знаю, что мне оно не нужно. К чему эти вечные разговоры о деньгах? Когда у нас их было в обрез, мы... ох, как безумно счастливы мы были! Тогда мы не говорили о них. А теперь мы ни о чем другом не говорим.
Эндрью снисходительно усмехнулся:
- Я столько лет шлепал пешком по грязи, питался колбасой и селедкой, терпел обиды от разных тупоголовых комитетчиков, лечил шахтерских жен в грязных комнатушках, что пора уже, для разнообразия, устроить жизнь получше. Есть возражения?
- Не шути этим, дорогой мой. Ты так не говорил когда-то. Ох, неужели ты не понимаешь, неужели не видишь, что ты становишься жертвой той самой системы, которую ты всегда ругал, всего того, что ненавидел?
Кристин так волновалась, что на нее жалко было смотреть.
- Или ты забыл, как бывало говорил о жизни, что она должна быть подъемом вверх, словно штурмом крепости высоко на горе, крепости, которой не видно, но о которой знаешь, что она там и что ее нужно взять.
Эндрью недовольно пробурчал:
- Э, я тогда был молод... глуп. То были просто романтические бредни. Ты оглянись вокруг и увидишь, что все думают то же самое - берут от жизни, что могут. Это единственное, что остается.
Кристин мучительно вздохнула. Она чувствовала, что должна сказать все - теперь или никогда.
- Эндрью, милый, нет, это не единственное. Пожалуйста, выслушай меня. Ну, прошу тебя! Я так несчастна из-за... из-за этой перемены в тебе. Денни тоже ее заметил. Она нас разделяет. Ты уже не тот Эндрью Мэнсон, за которого я выходила замуж. О, если бы ты был таким, каким был тогда!
- Да что я сделал? - раздраженно возразил он. - Что, я бью тебя, или пьянствую, или совершаю убийства? Назови мне хоть один мой грех.
Она отвечала с отчаянием:
- Дело не в каких-нибудь обыкновенных грехах, дело во всем твоем поведении. Вот хотя бы этот чек, что Айвори прислал тебе. Это, быть может, с виду пустяк, но если вникнуть глубже... ох, это неблагородно, это некрасивая жадность, это нечестно...
Она почувствовала, что в Эндрью нарастает ожесточение. Он сел, оскорбленно глядя на нее.
- О Господи! Опять за старое! Ну, что дурного в том, что я этот чек принял?
- Да разве ты не понимаешь? - Все, что копилось в ее душе за последние месяцы, разом нахлынуло, помешало говорить, и она вдруг разрыдалась. Она истерически всхлипывала: - Ради всего святого, милый, не продавай себя!
Эндрью даже зубами заскрипел от бешенства. Сказал с расстановкой, с обдуманной язвительностью:
- В последний раз тебя предупреждаю - перестань вести себя, как неврастеничка и дура. Почему ты не можешь попытаться быть мне помощницей, а не помехой, и перестать грызть меня день и ночь?
- Я тебя не грызла, - плача возразила Кристин. - Я давно хотела с тобой поговорить, но не говорила.
- И не надо! - Он вспылил, и голос его перешел в крик. - Слышишь? Не надо! Ты говоришь со мной так, как будто я грязный жулик. А я хочу только выдвинуться. И деньги для меня - просто средство достигнуть цели. У нас судят о человеке по тому, что у него есть. Если он нищий, им помыкают. Ну, а с меня этого хватит. В будущем я желаю сам командовать другими. Теперь понимаешь? Больше не смей говорить мне эти проклятые глупости!
- Ну, хорошо, не буду, - плакала Кристин. - Но поверь мне - когда-нибудь ты сам пожалеешь...
День был испорчен для обоих, особенно для Кристин. Хотя она перестала плакать и собрала большой букет первоцвета, хотя они провели еще целый час на залитом солнцем пригорке, а потом, спускаясь вниз, сделали привал в "Лэвендер лэди", чтобы напиться чаю, хотя они разговаривали внешне дружески на обычные темы, вся прелесть поездки пропала. Когда они ехали домой в рано наступивших сумерках, у Кристин было бледное застывшее лицо.
Гнев Эндрью понемногу перешел в возмущение. С какой стати именно Кристин нападает на него? Другие женщины, и женщины очаровательные, восторгаются его успехами!
Через несколько дней позвонила Франсиз Лоренс. Она провела зиму на Ямайке (Эндрью за эти два месяца получил от нее несколько писем), но сейчас возвратилась и жаждала видеть своих знакомых, излучая впитанное ею солнечное сияние. Она весело объявила Эндрью, что хочет его увидеть раньше, чем сойдет ее загар.