Кончив осмотр, он ничего не сказал Мэри и вызвал Эндрью за дверь.
- Пневмоторакс, - сказал он. - Тут сомнений быть не может. Это легкое давно следовало вывести из употребления. Я это сразу сделаю. Подите скажите ей.
Он пошел приготовить аппаратуру, а Эндрью воротился в палату и сообщил Мэри их решение. Он говорил со всей беспечностью, на какую был способен, тем не менее Мэри заметно встревожилась.
- А это вы мне будете делать? - спросила она с беспокойством. - Мне бы хотелось, чтобы вы!
- Да это такие пустяки, Мэри. Вы не почувствуете ни малейшей боли. Я буду при этом. Буду помогать ему. И присмотрю, чтобы все было хорошо.
Он сначала хотел предоставить Стилмену проделать одному всю процедуру пневмоторакса. Но Мэри была так нервна, так трепетно цеплялась за него, и, кроме того, он чувствовал себя ответственным за ее пребывание здесь. Поэтому он пошел в операционную и предложил свои услуги Стилмену.
Через десять минут все было подготовлено. Когда Мэри привезли, Эндрью сделал ей местную анестезию. Потом стал у манометра, а Стилмен ловко ввел иглу, регулируя в то же время струю стерильного азота, впускаемого в плевру. Аппарат у Стилмена был замечательный, и сам Стилмен бесспорно мастер своего дела. Он очень умело действовал канюлей, двигая ее вперед, и, устремив глаза на манометр, ожидал окончательного "скачка", который возвестит о проколе пристеночной плевры. У него был свой собственный метод предупреждения эмфиземы.
После первого сильного волнения страх Мэри постепенно рассеялся. Она все с большим доверием позволяла все проделывать над собой и в конце улыбнулась Эндрью, совсем уже успокоенная. Когда ее привезли обратно в ее комнату, она сказала:
- Вы были правы. Это пустяк. Как будто мне ничего не делали.
- Ничего? - Эндрью поднял одну бровь, потом засмеялся. - Вот как надо делать операции - без суеты, чтобы у человека не было ощущения, что с ним происходит что-то страшное. Хорошо, если бы все операции можно было так проделывать. Ну, как бы там ни было, а мы ваше легкое сдавили, теперь оно отдохнет. А когда опять начнет дышать, поверьте мне, оно будет здорово.
Глаза Мэри остановились на нем, потом, оглядев уютную комнату, устремились в окно, из которого открывался вид на долину.
- А мне тут нравится... Он не старается быть ласковым, этот мистер Стилмен, но чувствуется, что он славный. Как вы думаете, можно мне попросить чаю?
Было уже около семи часов, когда Эндрью уехал из "Бельвью". Он задержался дольше, чем думал, разговаривая со Стилменом на низкой веранде, наслаждаясь прохладой и спокойной беседой. Уезжал он с удивительным ощущением ясного спокойствия. Этим он обязан был Стилмену. Обаяние его личности, его уравновешенность, его равнодушие к обыденным сторонам жизни благотворно влияли на бурную натуру Эндрью. Кроме того, теперь он был спокоен за Мэри. Своему первому шагу - слишком поспешному отправлению ее в устаревшую больницу - он противопоставил все то, что сделано было для нее сегодня. Это трудно было организовать, стоило ему больших хлопот. Хотя он не говорил со Стилменом относительно платы, он понимал, что цены "Бельвью" Кону не по карману и, следовательно, уплатить придется ему, но все это были мелочи по сравнению с наполнявшим его чудесным сознанием победы. Впервые за много месяцев он чувствовал, что сделал сегодня нечто настоящее. Это было начало искупления.
Он ехал медленно, наслаждаясь вечерней тишиной. Миссис Шарп сидела позади, но молчала и, занятый своими мыслями, он почти забыл о ней. Когда они приехали в Лондон, он вспомнил о ней, спросил, куда ее отвезти, и, получив ответ, высадил ее на Ноттинг-хиллской станции подземки. Он рад был избавиться от этой женщины. Она хорошо знала свое дело, но у нее был несчастный характер. И к Эндрью она всегда питала антипатию. Он решил завтра отослать ей по почте месячное жалованье, чтобы больше ее не видеть.
Когда он добрался до Педдингтонской улицы, настроение у него изменилось. Ему всегда тяжело было проходить мимо лавки Видлера. Уголком глаза он видел вывеску "Акц. о-во Обновление". Один из подмастерьев опускал железные шторы. В этом простом действии Эндрью увидел что-то символическое, дрожь пробежала по его телу. Угнетенный, приехал он на Чесборо-террас и, поставив автомобиль в гараж, вошел в дом со странной тяжестью на сердце.
Кристин весело выбежала в переднюю к нему навстречу. Глаза ее сияли от радости.
- Продано! - объявила она. - Продано все целиком. Они тебя ждали, ждали - только недавно ушли. Доктор и миссис Лори. Он так взволновался оттого, что ты опоздал на прием, и сам стал принимать больных, - добавила Кристин со смехом. - Потом я их накормила ужином. Мы поболтали. Я заметила, что миссис Лори втайне беспокоится, не случилось ли с тобой несчастье, и тоже начала тревожиться. Наконец-то ты здесь, милый! Он просил тебя прийти в контору к мистеру Тернеру в одиннадцать часов, чтобы подписать контракт. И... да, он дал мистеру Тернеру задаток.
Эндрью прошел за ней в столовую, где со стола уже было убрано. Он, разумеется, был доволен, что практика продана, но сейчас не ощутил никакой особенной радости.
- Это отлично, правда, что все так скоро устроилось, - продолжала Кристин. - Не думаю, чтобы Лори тебя задержал здесь надолго. Я тут, пока тебя не было, размечталась о том, как хорошо было бы опять поехать ненадолго в Валь-Андрэ, раньше, чем ты начнешь работать в новом месте! Там так красиво, помнишь, милый... И мы чудесно провели тогда время. - Она замолчала и поглядела на него. - Да что это с тобой, Эндрью?