Цитадель - Страница 53

Окончив пломбировать, Кон бросил инструменты в банку от варенья, наполненную лизолом (таково было его легкомысленное представление об асептике), и потребовал чтобы Эндрью пошел к нему пить чай.

- Пойдемте, - радушно уговаривал он. - Надо же вам познакомиться с моим семейством. И мы придем как раз к чаю. Сейчас ровно пять.

Семейство Кона действительно было занято чаепитием, когда они пришли. В доме, очевидно, все привыкли к странностям Кона и не смутились, когда он неожиданно привел к чаю незнакомого человека. В теплой неприбранной комнате миссис Боленд сидела во главе стола, кормя грудью ребенка. Рядом с ней - Мэри, пятнадцатилетняя дочь, тихая, застенчивая, "единственная брюнетка в семье и папина любимица" - так представил ее Кон, - которая уже служила секретарем в конторе Джо Ларкинса, букмекера на площади, и получала приличное жалованье. Кроме Мэри, имелся еще Теренс, двенадцати лет отроду, и трое младших, которые вертелись тут же и криками старались обратить на себя внимание отца.

Все семейство, за исключением, может быть, одной только застенчивой и робкой Мэри, отличалось беззаботной веселостью, очаровавшей Эндрью. Кажется, сама комната говорила на сочном ирландском жаргоне. Над камином, под раскрашенным портретом папы Пия X, за который воткнута была пальмовая ветвь, сушились на веревке пеленки малыша. Нечищенная клетка, в которой заливалась канарейка, стояла на шкафу, подле свернутого в трубку корсета миссис Боленд (она для удобства сняла его перед чаем) и надорванного пакета сухарей. Шесть бутылок портера, только что принесенных из лавки, выстроились на комоде; рядом лежала флейта Теренса. А по углам валялись сломанные игрушки, непарные башмаки, один заржавленный конек, японский зонтик, два слегка потрепанных молитвенника и номер журнала "Фото".

Во время чая Эндрью, как зачарованный, смотрел на миссис Боленд - он просто глаз от нее не мог отвести. Бледная, безмятежная, с мечтательным взглядом, она сидела молча, поглощая чашку за чашкой крепкого до черноты чая, в то время как дети вокруг нее ссорились из-за каких-то пустяков, а младенец, не стесняясь, сосал полную грудь, утоляя голод. Она улыбалась, кивала головой, нарезала детям хлеб, наливала чай, пила сама и кормила ребенка - все это с той же рассеянной кротостью. Казалось, годы шума, грязи, унылых будней и необузданность Кона в конце концов привели ее в состояние блаженного безумия, в котором она замкнулась, от всего отрешенная, неуязвимая. Эндрью чуть не опрокинул свою чашку, когда она вдруг, глядя поверх его головы, обратилась к нему мягким, извиняющимся голосом:

- Я собиралась навестить миссис Мэнсон, доктор, но я всегда так занята...

- О Господи! - он так и покатился со смеху. - Занята, подумаешь! У нее нет нового платья - вот из-за чего она не пошла. Деньги на платье были у меня отложены, но для Теренса или кого-то из остальных понадобилось купить башмаки. Ничего, мать, не унывай, вот увеличу наш автомобиль и отвезу тебя к миссис Мэнсон с шиком, как полагается.

Он повернулся к Эндрью и сказал с подкупающей простотой:

- Туговато нам приходится, Мэнсон. Это черт знает что! Жратвы, слава Богу, хватает, но насчет тряпья плохо.

Комитетчики наши народ скупой. Ну, и, разумеется, главный отнимает свою долю.

- Кто? - спросил Эндрью с удивлением.

- Луэллин. Он берет у меня пятую часть моего заработка, так же как и у всех вас.

- Господи, но за что?

- Ну... я иногда обращаюсь к нему за советом. За те шесть лет, что я здесь, он раза два вырезал моим пациентам зубную кисту. И когда нужен рентгеновский снимок, он является экспертом. Но, конечно, это гнусно с его стороны!

"Семейство" Кона высыпало в кухню поиграть, так что он мог говорить свободно.

- Чванится своим большим лимузином. Эта проклятая штука у него вся раскрашена. Знаете, Мэнсон, раз я вслед за ним поднимался на Марди-хилл в своем автобусике, и вздумалось мне его обогнать. Черт возьми, вам надо было видеть его физиономию, когда пыль от моего автомобиля поднялась перед его носом!

- Послушайте, Боленд, - быстро сказал Эндрью, - эти вычеты в пользу Луэллина - возмутительный грабеж. Почему мы не боремся с этим?

- Что?

- Почему нам не восстать против этого? - повторил Эндрью громче. В нем уже закипела кровь. - Это дьявольски несправедливо. Мы боремся с нуждой, хотим пробить себе дорогу... Слушайте, Боленд, вы как раз такой человек, какого я искал. Согласны вы в этом деле меня поддержать? Давайте примемся за остальных врачей. Общими силами попробуем.

В глазах Кона медленно разгорался огонек.

- То есть вы хотите выступить против Луэллина?

- Да.

Кон внушительным жестом протянул руку.

- Мэнсон, дружище, мы выступаем вместе, - объявил он важно.

Эндрью примчался домой к Кристин окрыленный, жаждущий боя.

- Крис! Крис! Я нашел настоящую жемчужину! Рыжий дантист, прямо сумасшедший человек... да, да, такой же сумасшедший, как я, - знал, что ты это сейчас скажешь. Но послушай, девочка, мы поднимаем восстание! - Он весело захохотал. - Ох Господи! Если бы старый Луэллин только знал, какой ему готовится сюрприз!

Эндрью не нуждался в предостережении Кристин, чтобы быть осмотрительным. Он и сам решил на этот раз действовать осторожно. Поэтому он начал с того, что на следующий день отправился к Оуэну.

Секретарь выслушал его с интересом и сочувствием. Он сказал, что вычеты делались по добровольному соглашению между старшим врачом и младшими. Все это комитета не касается.

- Видите ли, доктор Мэнсон, - заключил Оуэн, - доктор Луэллин человек очень дельный и врач высокой квалификации. Мы считаем большой удачей то, что он у нас работает, но он получает от нашего Общества достаточно крупное вознаграждение за обязанности старшего врача. Это только вы, его помощники, считаете, очевидно, что ему следует еще доплачивать...